Андрей Ливадный - Ответный удар [= Последний из бессмертных]

Надменность одних, добровольное одиночество других, интриги, страх, — липкий страх при любом изменении привычного окружения — ужас перед физической смертью, нежелание понимать что-то новое.

Нет, они не все такие, как Келган.

Ровное дыхание Флоры. Она ворвалась в его жизнь как вихрь, как яркий теплый луч утреннего света, настойчиво побуждающий к жизни.

Статус Тени совсем не подходит ей.

Я отдам за тебя жизнь, милая… Но ради света Элио, зачем нужны такие жертвы?

Чувство, вспыхнувшее как пламя, было взаимным. Иван не хотел думать, что сейчас оно — страсть. Неодолимое, помрачающее рассудок влечение друг к другу, желание быть рядом, вместе, не смотря ни на что.

Флора проснулась. Ее дыхание стало более частым.

Он вернулся к постели, коснулся губами ее щеки, заставив открыть глаза.

— Не притворяйся. Ты не спишь.

Она сладко потянулась, ответила на поцелуй, и спросила:

— Давно встал?

— Нет. Может с полчаса назад.

Флора снова закрыла глаза.

— Как хорошо и спокойно… Мне это не сниться?

— Нет. — Губы Ивана тронула улыбка, — душа ловила мгновенья внезапно пришедшего счастья, хотя рассудок и тут пытался вмешаться, внести свою лепту далеко не радужных мыслей.

— Ты встревожен.

— Да.

Флора вздохнула.

— Почему наступает утро? Дела, проблемы…

— Жизнь. — Ответил Иван и тут же спросил: — А что у тебя за дела?

— Нужно встретиться с Генри Оланом.

— Кто он?

— Глава сатта Теней.

— Речь пойдет обо мне?

— Сейчас все в городе говорят о тебе. Вернее, о нас. Олан звонил вечером, оставил сообщение.

— И что ему нужно?

— Хочет выяснить подробности моего спасения. Оказывается, он посылал специальную группу к месту схватки.

— Зачем?

— Не поверил, что тебе удалось уничтожить метаморфов. — Флоре была неприятна тема разговора, — истончалось, исчезало ощущение безмятежности, но она, как и Иван, не могла проигнорировать реальность. Действительно наступило утро, а вместе с ним вернулись неотложные дела.

— Ты обещал… — Флора перевернулась на живот, — обещал подробно объяснить, как тебе удалось справиться с метаморфами.

— Так важно сейчас? — Иван присел на край кровати.

— Важно. — Флора на секунду нахмурилась. — Генри звонил мне не просто так. Видимо Келган что-то задумал.

— Метаморфы подчиняются ему? Он сможет использовать их как убийц? — Иван мгновенно вспомнил прозвучавшие накануне вечером угрозы.

— Некоторых сможет. — Неохотно признала Флора. — Мне даже думать не хочется, что он способен на такую… подлость.

Иван промолчал. У него как раз создалось обратное впечатление.

— Любой человек из числа Теней способен ощущать биоэнергетическую ауру живого существа? — Спросил он.

— Конечно. Я даже знаю, что ты сейчас хмурился в мыслях. — Ответила Флора.

— Может быть. — Согласился Иван, подумав, что ему вольно или невольно придется научиться контролировать внутренние эмоции, хотя бы в присутствии посторонних. — В таком случае мои «способности», — продолжил он, — основаны на иной, нежели привычно Теням, интерпретации картины, что предлагает «внутреннее зрение». Ты должна четко понять — кроме Рока существует необъятная Вселенная, в Галактике множество обитаемых систем, где живут люди и иные разумные расы, там жил и я, пока прихоть гиперсферы не привела мой истребитель на орбиты Рока.

— Я понимаю. Но как обилие заселенных миров связано с десятком уничтоженных тобой метаморфов?

— Дело в ином способе осмысления получаемых данных. По сравнению с реальностью Рока жизнь в Обитаемой Галактике кипит, ситуации меняются ежеминутно. Я был офицером специального подразделения. Кроме способности хорошо стрелять у меня есть и другие навыки. В Обитаемой Галактике сотни планет, множество кибернетических систем, космических кораблей, бесчисленное количество различной планетарной техники. У нас есть приборы, при помощи которых пилот или солдат может видеть энергию, выделяемую машиной.

— Приборы? — Удивилась Флора.

— Да, — не врожденная способность, а специальное приспособление, целый комплекс с датчиками, сенсорами и прочим. Конструкция не важна, главное — суть применения. Я многие годы имел дело с картами распределения энергий, учился безошибочно распознавать по сигнатурам тип противостоящего мне механизма и его уязвимые места. Когда произошла схватка на дороге, я еще до конца не осознавал, что вижу мир иначе, чем раньше. Восприятие жизненной энергии метаморфа машинально воспринималось мной как сигнатура, полученная от сканеров экипировки.

— И что?

— Я увидел карту распределения жизненных энергий. Проще говоря — сигнатуры метаморфов. В бою — я имею в виду космические бои, — пилоту отпущены лишь секунды на осмысление ситуации и принятие решения. В критических ситуациях мой рассудок мобилизуется. Остальное ты поймешь легко. Наиболее ярко, на общем фоне жизненной ауры выделялась энергия нервной системы метаморфа. Навыки стрельбы у меня отличные. Как бы не менялись существа, мне была виден их мозг, — я машинально читал жизненную энергию, как карту сигнатур, и бил в самое уязвимое место.

Флора некоторое время молчала, осмысливая услышанное.

— Хочешь кофе? — Спросила она, нарушая воцарившуюся тишину.

— Не откажусь.

— Сейчас сварю. — Она встала.

— Погоди, а бытовые дройды? — Попытался удержать ее Иван.

— Я сама. Утренний ритуал. — Она улыбнулась. — Я быстро, — добавила Флора, накинув на плечи халат.

Утро за окном наступило яркое, солнечное.

Флора готовила кофе, ее будто подменили, исчезла сумеречная загадочность, истаяли льдинки усталости во взгляде, легкая улыбка скользила по губам, — она думала об Иване, невольно сравнивая его, даже не с конкретными мужчинами, что когда-то присутствовали в ее жизни, а с городом, его жителями…

Он был другим. Настолько другим, не похожим ни на кого, что начинала кружиться голова, — от его уверенной, открытой и мощной жизненной энергии, внезапно наполнившей дом, словно озарившей привычные помещения, изменившей их до неузнаваемости обновления.

В мыслях Флоры сейчас царил милый хаос влюбленности.

Она пугалась собственных чувств, их необычной глубины, внезапности, свежести, и в то же время боялась утратить даже малую частицу ощущений.

Сейчас не хотелось даже вспоминать три столетия, прожитые, будто в иной реальности, она ощущала свою душу как новорожденную, полную внезапно света…

…Вернувшись в спальню, она застала Ивана стоящим у окна. Он успел одеться и теперь снова смотрел вдаль.

Поставив поднос, Флора подошла к Ивану, обняла его, прикоснувшись губами к щеке.

— Куда ты смотришь?

— Любуюсь городом.

— Тебе нравится? — Она тоже окинула взглядом привычные, утопающие в зелени террасы уровней, четкую планировку дорог, домики, кажущиеся игрушечными с такой высоты.

— Зрелище потрясающее. — Ответил он. — Даже не нахожу с чем сравнить. — Иван протянул руку, открыл окно, впустив в комнату свежий, напоенный запахами рассвета воздух.

Они сели у окна за низкий столик,

Легкая тень промелькнула в выражении лица Таманцева. Он нахмурился на секунду, но Флора чутко уловила мимолетное изменение в его настроении.

— Тебя что-то тяготит? — Спросила она, разливая по чашкам ароматный напиток.

— Не тяготит. Волнует. — Ответил Иван.

— Поделишься? — Флора сделала глоток, удивляясь, как волшебно может изменяться реальность: даже вкус напитка, который, казалось, давно приелся, стал другим, словно в городе вдруг появился новый сорт кофе.

— Раз уж у нас с тобой начался разговор о ночных событиях, ты могла бы помочь мне разобраться?

— В чем именно?

— В своих ощущениях. Они субъективны. К тому же неполнота информации может завести меня в тупик ложных рассуждений. Давай пока забудем о произошедшем. Расскажи мне о городе, о жителях, так словно преподаешь мне урок истории и современной жизни Рока.

Флора задумалась.

— У нас не принято говорить на подобные темы. — Внезапно призналась она.

— Запрет? — Удивился Иван.

— Не запрет, но считается дурным тоном ворошить прошлое. Да и немногие помнят его. Я принадлежу к последнему поколению, рожденному на Роке. Школ как таковых у нас нет, воспитанием детей занимались родители…

— Извини, а почему ты говоришь в прошедшем времени?

— Потому что последний ребенок в городе появился около трехсот лет назад.

— Если я правильно понимаю, люди не стареют, но постепенно у них исчезает возможность иметь детей?

Флора кивнула.

— Большинство живущих опасаются перемен. Мы застыли в развитии, новшества обычно не одобряются, потому что могут привести к серьезным потрясениям. Раньше сатты соперничали между собой, но постепенно даже такая борьба стихла, наступило равновесие, которое каждый страшится нарушить.